И все же, бедный ублюдок, вероятно, пришел к заключению, что Блэй и сам с рыльцем в пушку.
Блэй наклонился к нему.
— Поговори со мной. Что бы это ни было, ты можешь мне все рассказать.
Честность, на то и честность. Он был чертовски уверен, что с их последней встречи Куин все переосмыслил.
— Ты был прав, — сказал Куин. — Я не знал… кем был…
Когда парень не продолжил, в груди Блэя все сжалось, а затем, его вдруг осенило, брови взлетели вверх. «О… боже».
Когда все его тело охватило оцепенение, Блэй осознал, что никогда не ожидал, что парень с ним согласится. Даже, несмотря на то, что он прокричал те жестокие слова, это произошло скорее для того, чтобы закончить всю эту историю, а не для ожидания, что они засядут в голове парня.
Куин покачал головой, по-прежнему закрывая лицо руками.
— Я просто… все эти годы, со всем дерьмом от них… я просто не мог встретить еще один удар.
Блэй более чем понимал, кого Куин подразумевал под словом «них».
— Я столько всего совершил, чтобы от этого убежать, чтобы скрыться от этого дерьма… потому что, несмотря на то, что они меня выкинули, они все равно засели в моей голове. Даже после своей кончины… понимаешь, они по-прежнему были здесь. Всегда в моей голове с… — Куин сжал одну руку в кулак и постучал по голове. — Всегда здесь…
Блэй перехватил широкое запястье парня и опустил его руку.
— Все в порядке…
Куин не взглянул на него.
— Я даже не понимал, что все это время не переставал пресмыкаться перед всем этим. Нет, я считал, что это дерьмо в моей голове… — Низкий голос Куина сорвался. — Мне просто не хотелось давать им еще одну причину меня ненавидеть, хотя для них это не имело никакого ебучего значения. Так какого хера я так делал? О чем, черт возьми, думал?
Исходящая от тела Куина боль была такой осязаемой, что меняла температуру вокруг него, понижая ее до тех пор, пока на предплечьях Блэя не встали дыбом волоски.
И в этот момент, столкнувшись лицом к лицу с результатом своего сиюминутного порыва, Блэй пожалел, что не может забрать те слова обратно — не потому, что сказанное не было правдой, а потому, что не он должен был срывать этот пластырь. Мэри, шеллан Рейджа, должна была привести к этому своей терапией или чем-то в этом роде. Или, возможно, Куин сам постепенно бы пришел к подобному заключению.
Но не так…
Опустошение, вырисовывающееся в каждой черте тела Куина, в хриплости его голоса, в едва сдерживаемом крике, который, казалось, скопился глубоко внутри, было ужасающе.
— Я вообще не подозревал, как сильно они на меня влияли, особенно, отец. Этот мужчина… он все во мне осквернял, а я об этом даже не подозревал. И это разрушило… все.
Блэй нахмурился, не понимая, к чему ведет Куин. Но затем, сравнив своих родителей и родителей Куина, все обрело ясность, и ему не нужно было другого напоминания. Все, о чем он мог думать — те объятия у плиты, когда мама с папой крепко прижимали его к себе, принимая, открыто, честно и без оговорок.
А Куин прошел через все это в одиночку. В клубе. И некому было его поддержать в борьбе с наследием дискриминации, которой он подвергался… и с личностью, которую он не мог изменить и, по-видимому, больше не мог игнорировать.
— Это разрушило все.
Блэй положил руки на мощные бицепсы парня.
— Нет, ничего не разрушено. Не говори так. Ты тот, кто ты есть, и все в порядке…
Куин повернул голову. Голубой и зеленый глаза, видневшиеся через растопыренные пальцы руки, которой он все еще прикрывал лицо, были покрасневшими и полными слез.
— Я любил тебя все эти годы. Я любил тебя годы, годы и годы… в школе и во время обучения в тренировочной центре Братства… до измененияи после него… когда ты признался мне, и даже сейчас, зная, что ты с Сакстоном и ненавидишь меня. И это… дерьмо… в моей гребаной голове замыкало меня, подавляло все… и стоило мне тебя.
Когда в ушах Блэя взревел визг шин, а мир начал вращаться, Куин просто продолжил:
— Как бы там ни было прости меня за то, что не согласился с тобой. Но все нев порядке — и никогда не было — особенно сейчас, когда я более чем готов принять, что в течение десятилетий лгал, и понимать, что пожертвовал тем, что могло бы быть между нами… все абсолютно, определенно не в порядке.
Блэй судорожно сглотнул, когда Куин снова уставился на стеллажи с бутылками за барной стойкой.
Блэй открыл рот, пытаясь что-нибудь сказать, но вместо этого от начала до конца мысленно воспроизвел этот монолог. Господи…
А затем его осенило.
«Если я гей, то почему ты единственный мужчина, с которым я когда-либо был».
Внезапно вся кровь отхлынула от головы Блэя, когда он расшифровал истину в словах, которые так неправильно истолковал, и понял… что в ту ночь, когда он…
— О боже, — произнес он низким голосом.
— И вот я здесь, — мрачно подвел итог боец. — Хочешь выпить…
Слова просто вырвались из уст Блэя:
— Мы с Сакстоном больше не вместе.
ГЛАВА 82
Куин во второй раз за вечер сжал голову. Конечно же, ему не могло послышаться…
— Что?..
— Мы расстались две недели назад.
Куин заморгал.
— Как… подожди, я не понимаю.
— У нас не срослось. Уже как-то давно. Когда он вернулся в ту ночь, после того, как с кем-то был? Мы уже не были вместе, так что он мне не изменял.
По какой-то безумной причине Куину в голову пришла фраза Майка Майерса 91: «Пр-ростите? Сода для выпечки?»
— Но я думал… погоди, вы двое выглядели такими счастливыми. Это едва не доводило меня каждую ночь до… эм.
Блэй поморщился.
— Прости, я лгал.
— Вот дерьмо-о-о-о-о. Я чуть его не убил.
— Ну, полагаю, ты проявлял доблесть. Он это знает.
Куин нахмурился и покачал головой.
— Я понятия не имел, что вы двое… ну, вообще-то, это я уже говорил.
— Куин, мне нужно тебя кое о чем спросить.
— Валяй. — Если, конечно, он сможет на чем-то сосредоточиться.
— Когда мы… в ту ночь… и тогда ты сказал, что у тебя никогда не было… ну, ты понимаешь…
Куин ждал, что парень продолжит. Когда же Блэй ничего не сказал, Куин понятия не имел, к чему тот клонил…
«А-а-ах, это».
Куин поверить не мог, но его щеки стали красными и пылающими.
— Да, та ночь.
— Ты и правда никогда…
Учитывая все то, что он тогда выпалил, эта маленькая песенка казалась всего лишь незначительной строчкой. Кроме того, правда есть правда.
— Ты первый и единственный мужчина, с которым я когда-либо был в таком плане.
Блэй молчал, а затем:
— Боже, мне так жаль…
Куин вскочил, обрывая ненужное извинение.
— А мне нет. Не существует более никого, кому бы с такой готовностью я желал отдать свою девственность. Самый первый запоминается навсегда.
«Мои поздравления, Сакстон, ты гребаный хуесосущий ублюдок».
Снова наступила длительная тишина. И когда Куин хотел уже посмотреть на часы и предложить им передохнуть от этой неловкости, парень заговорил.
— Даже не спросишь, почему у меня с Сакстоном никогда бы ничего не срослось?
Куин закатил глаза.
— Я знаю, что проблема не в спальне. Ты самый потрясающий любовник, который у меня когда-либо был, и не представляю, чтобы у моего кузена на этот счет было другое мнение.
«Гребаный хуесосущий сукин сын, Сакстон».
Поняв, что Блэй молчит, Куин оглянулся на него. В голубых глазах парня сиял странный свет.
— Что. — О, да ради бога. — Ладно. И почему у вас ничего бы никогда не срослось?
— Потому что я был и остаюсь всецело и безоговорочно… влюбленным в тебя.
У Куина упала челюсть. Когда в ушах начало гудеть, он задумался, а правильно ли все расслышал. Он наклонился ближе к Блэю.
— Прости, что ты…
— Привет, малыш, — прервал его женский голос.
Справа от Куина к его телу прижалась женщина с таким декольте, которое запросто могло бы уместить два салатника.